Вечер на даче Корнея Чуковского, клад в церкви и мистические совпадения - удивительные события из жизни бывшего жителя Писанца, ставшего писателем.
В первой части мы начали публикацию воспоминания писателя, актера, режиссера Олега Павлова. Он пишет книгу «Рукописное детство» и для восстановления впечатлений приехал в село Писанец, где жил и работал.
Сегодня – продолжение интересных зарисовок Олега Павлова о Писанце и его жителях конца 50-х и начала 60-х годов прошлого века.
– Вы помните свою первую любовь? Какими тогда были отношения с девочками?
– Я уехал в возрасте 12 лет, так что скорее можно говорить лишь о симпатиях и влюбленностях.
Помню, что где-то во втором классе у нас было поветрие: чуть учитель за дверь, мы – мальчишки – накидывались на девчонок, пытаясь их поцеловать. Те, конечно, сопротивляются, визжат, а нам еще интересней. Приходит учитель в класс после перемены, а девочки все сидят красные, банты помяты, взъерошены. Нас, правда, не выдавали. Я тоже, чтобы не выглядеть белой вороной, пытался расцеловать соседку по парте – Катю Ларионову. А вообще-то относился к ней как к сестренке. Сестры у нас не было, а почему-то хотелось, чтобы была.
Поветрие это пропало само собой. Стали постарше, что ли.
Была у нас в классе красавица Галя Полякова. Многим мальчишкам она нравилась. Но мне больше нравилась ее подруга – Люба Мельникова. По-моему, я даже писал ей записку с предложением дружить. Но… девчонки растут быстрее, они и дружат с мальчиками постарше.
Девчонки на улице устраивали самодеятельные спектакли. Заводила у них была Рая Кочегарова, с ней в «примах» была девочка Катя (не помню фамилии). Обе были мне симпатичны. Мечтал сыграть в их спектаклях. Вроде брали, но постановок не получилось.
Мне было 10 или 11, когда я посмотрел комедию «Три плюс два». Был просто оглушен этим фильмом. Вернувшись домой, психовал, что я еще такой маленький. Хотелось скорее повзрослеть, хотелось любить, как в том кино
-- Сейчас, в период самоизоляции звери успокоились и очень близко подходят к селу. Белки, лисы, ежи, косули, кабаны, лоси…Зайцы в этом году просто набеги совершали за капустой и свежей корой яблонь. Подходило ли зверье так же близко к селу? Выли ли волки? Были ли лесные пожары? Какую самую большую рыбу выловили в детстве?
– Рыбачили мы не часто. Ловили в основном рыбку небольшую, и бабушка не включала ее в рацион, отдавала кошкам. А вот когда работал в ДК, в 1975-м, помню, наловил в Ирбитке рюкзак раков. Попотчевал семью – они до этого раков не пробовали.
Истории про волков вроде слыхали, но давние и сами их не видели. Лесных пожаров в детстве не помню, а вот летом 1975-го торфяники горели, даже вдоль жд дороги – это было.
Как-то на прогулке в полях (в сторону Упора) нашего Шарика укусила гадюка. Мы думали, он умрет. А Шарик, повинуясь инстинкту, нашел рощицу с водой и много пил. Потом спал, просыпался и снова пил. Потом, часа через два, на трех лапах побежал домой. Дома поболел еще дня три, и выздоровел.
– Вы были в пещерах Писаного камня? Сами видели рисунки?
- О да, конечно, был. И рисунки видел. Вот только пещера, насколько я помню, была почти завалена. Без сомнения, походы на Писан-камень всегда были самыми значимыми для нас, хотя и самыми близкими. Когда были маленькими, нас на него, ясно, не пускали: упадете, разобьетесь и т.д. Ходили мимо него в магазин на Одино, смотрели и облизывались. Став постарше, мы излазили его весь. В воспоминаниях о селе первым делом в памяти всплывал Писан-камень.
–Писаный камень действительно был и есть притягивающим центром. Поговаривают о том, что место это - сакральное. Помните ли вы, как там проводились гулянья и праздники? Вы ведь застали времена, когда из уст в уста передавались легенды и истории села Писанец. Сейчас многое забыто...
- Сакральность, несомненно, присутствует. Даже просто находясь на Писан-камне, ощущаешь единение времен, связь эпох. Место очень намоленное. Вот, говорят, что село тут с 18-го века. Ну это же новейшая, самая близкая к нам история. А уже тот факт, что здесь наскальные рисунки первобытных, да и наша находка фигурки праматери говорит о том, что люди в этих местах селились и жили очень-очень давно. Стало быть, была причина именно тут делать стойбища, селения. Река, видимо, была богата рыбой. Лес – зверьем. Он с одной стороны. Поля – с другой. Красивое место само по себе. И, думаю, люди всегда тут жили. Первобытные племена, потом кочевники, может, даже те же угро-финские народности, потом, с освоением Урала, уже пришли русские. Но место было всегда живое и жилое. Именно поэтому такая энергетика – мне так кажется.
А вот гуляний на Писаном камне я не припоминаю. Просто пикнички и посиделки – это да, было. Молодежь в наше время водила игры на холме за церковью. Мы были мелкими, только смотрели, пока не прогонят, как парни и девушки играют в ручеек, в третий лишний. Шутки, смех, но ни пьяных, ни хулиганства не было.
Слышал легенду, будто в пещерах Писаного камня прятались от набегов (кого? – не ведаю). В наше «пионерское время» боязни к этому месту мы не испытывали. Весь камень тогда был исписан надписями типа «тут был Вася». Попадались и слова иногородних – из Свердловска и дальше. Самые лихие старались оставить надпись на отвесных скалах, куда снизу не подобраться. Они привязывались веревками и помощники держали их сверху, пока смельчаки оставляют автографы.
– Станция Упор, упоровский колодец. Говорят, названы в честь самой древней и распространенной в Писанце фамилии. Какие воспоминания о них сохранились?
- Думаю, что, наоборот, фамилия могла появиться в селе, когда возникла станция Упор. Скорее всего, какое-то время это была конечная, тупиковая станция ветки. Ведь по словарю Ушакова УПОР - это брус, прочно укрепленный в конце железнодорожного тупика на уровне вагонных буферов. Еще я слышал легенду, что вначале хотели вести ветку жд мимо Писанца, совсем рядом, но жители, дескать, воспротивились, и потому линию отнесли от села на 4 км.
А так – конечно, станция Упор для нас всегда была символом выезда в другой, большой мир – Буланаш, Артемовский, Свердловск, даже в Москву.
Помню как ночью мы с мамой ехали в санях на Упор, чтобы отправиться в Москву. Мороз, возничий укрыл нас тулупом, я почти лежал и видел звезды. Полозья пищали по зимнему насту, я чувствовал движение саней, но звезды надо мной были недвижны. И это давало странное ощущение полета в космосе. Ранние походы на Упор, через поля и лес, чтобы успеть к поезду; вечерние возвращения – это незабываемо. Ходили мы туда и просто так – плющить металлические пробки и пятаки, трояки. Положишь на рельсы и отойдешь, а после прохода поезда бежишь смотреть – что у кого и как наплющилось… Забава! Фотографировали еще поезда, вагоны считали, сперва загадав: чёт или нечёт?
Узнал, что теперь там нет станции. Жаль.
- В Писанце был и храм святого Прокопия - ныне разрушенный.
- Писанская церковь достойна отдельной главы. Долгое время, несмотря на то, что она была обезглавлена, полуразрушена, использовалась как склад зерна, церковь – не побоюсь этого слова – украшала село. Видная издалека, она даже и в таком виде радовала взгляд, вносила в душу мысли о высоком, о старинном, о вечном.
Вместе с писанскими ребятами мы не раз залезали внутрь, забирались на колокольню, бегали по куполу. Надо сказать, что у меня достаточно силен страх перед высотой. Преодолевая его и забираясь на церковь, я всякий раз был безмерно счастлив, благополучно спустившись на землю. Забирался я на нее и во сне и даже описал такой сон в своей повести «Дом в Оболонске, или поэма о черной смородине».
Ребята часто играли на церкви, иногда даже в опасные игры – например, догонялки на куполе церкви. Но не помню случая, чтобы кто-то разбился. Однажды мальчишка находясь на церкви случайно вогнал в свое тело в области сердца иголку. Как уж это случилось, не знаю, может, в кармане была у него. Все перепугались, и он тоже, и говорят, что чуть ли не спрыгнул с церкви и домой побежал. Родители отвезли его в город, в больницу. Иголку успели извлечь из тела.
Еще помню, как забирались внутрь, когда церковь была набита кукурузными семенами. Они были твердыми, похожими на сердечки, мы раскалывали их и использовали как пули в деревянных с резиновым бойком пистолетах. Но горошинками стрелять было лучше.
Внутри церкви сохранялись росписи – на стенах и на куполе, было прохладно и гулко. Под одним из подоконников ребята нашли спрятанные деньги – и купюры, и монеты. Нашли, видимо, достаточно много, потому как и нам досталась часть, хотя мы не участвовали в акции изъятия.
Приехав в 1975-м, я искренне жалел, что церковь все же снесли. Говорят, что хотели получить кирпич для строительства СДК, что платили населению за разобранные стены. Но затея вроде не удалась – кирпичи так крепко были скреплены, что сами крошились, но крепеж держался.
Говорят, раньше возле церкви было кладбище. Дескать, нельзя было там строить развлекательное заведение – ДК. Потому, мол, он и сгорел. Так это или нет, но церковь жалко. Дожила бы она до перестройки – может, и восстановили бы.
В детстве вы побывали в Москве. Яркие впечатления. Писанец и Москва. Противоположности. Был ли после этой поездки период разочарования, непонимания, нежелание возвращаться?
- Во-первых, маленькая предыстория – как и почему мы попали в Москву. Нашей «павлинской тайной» была игра в Домашнее Рукописное издательство – Домриз. В селе почти никто об этом не знал, но, даже узнав, не очень интересовались. К 1963 году, когда я нарушил табу и рассказал «нашу страшную тайну» редакции журнала «Пионер», который опубликовал мой крошечный рассказик, мы уже выпускали каждый не по одному ежемесячному журналу, плюс газеты, книги и т.д. В «Пионере» нами заинтересовались, написали письмо с просьбой прислать побольше наших сочинений. Братья поначалу гневались на меня, но потом смирились и у нас завязалась переписка с журналом. Литконсультант Владимир Глоцер в 1964 г. даже приезжал к нам в Писанец, жил два дня, изучал наши сокровища.
А в новогодние каникулы 1965 г. он и его друзья устроили нам московскую поездку. Деньги на эту поездку они добыли через студию «Диафильм», выпустив диафильм по нашим стихам, а гонорар как раз и пустили на оплату нашего столичного гостевания. Экземпляры диафильма с многочисленными переездами были нами утеряны, но совсем недавно я нашел его в продаже на сайте «Мешок» и выкупил.
Поездка была сказочной – мы побывали в редакциях «Пионера» и «Комсомольской правды», на детском радио, познакомились с писателями, журналистами, актерами – Симоном Соловейчиком, Василием Песковым, Риной Зелёной. Но самым главным подарком нам был целый вечер общения с Корнеем Ивановичем Чуковским на его даче в Переделкино.
Конечно же, эта поездка на нас очень повлияла. В творческом плане у нас возросли требования к себе и друг к другу. И – по совету москвичей – мама стала думать, как бы перевезти нас поближе к городу. Они советовали вообще переезжать в Подмосковье, но такой возможности не было, и в 1966 году мы уехали к родственникам на Южный Урал, в город Златоуст.
Мы понимали, что для дальнейшего развития творчества из села придется уехать, но внутреннего отторжения от Писанца у нас никогда не было. Последний год, уже зная, что уедем, мы с какой-то жадностью обходили и объездили на велосипеде все окрестности, делали рисунки с натуры, стараясь побольше запечатлеть, напитаться, запомнить.
Уезжая, вынуждены были оставить соседям своего любимого пса Шарика и плакали, не стесняясь друг друга и своих слез.
В городе буквально сразу же появляется ностальгическое настроение, тоска по детству, стихи о разлуке с деревенской жизнью.
Мы любили Писанец, и несем эту любовь через всю жизнь.
- 60-е годы – время технического прорыва. Космос, машиностроение, оборонный комплекс, стройки века. Почему все-таки литература, театр стали профессией, а не хобби?
- 12 апреля 1961 года. Я учился во вторую смену. Позавтракал, сделал уроки. Вышел во двор. А жили мы тогда в доме напротив школы – тот, что теперь возле памятника Героям Отечественной. Смотрю – бежит по улице мальчишка и кричит на все село: «Татарин полетел! Татарин полетел!». Я ничего не понял. Тут вскоре прибежали братья, их отпустили из школы и рассказали мне про Гагарина. Потом возле клуба был митинг, все радовались и поздравляли друг друга!
Событием для нас было освоение фотографии, приобретение сначала «Смены», а потом и «ФЭД-2».
Мама купила радиолу, выписывала пластинки «Посылторгом», слушали с упоением. До этого всегда у нас работало радио – слушалось все подряд – и детские, и взрослые передачи. Приобретение велосипеда во многом расширило наши горизонты на прогулках.
Окончив 8 классов, я в 9-10 идти не хотел. А из средних учебных в городе только техникумы, педучилище и медучилище. В педе уже учился средний брат (в то время у меня с ним отношения резко испортились), и я пошел в медицинский. Ушел со второго курса. Хотя потом все же закончил курсы младших медицинских сестер. Даже диплом есть.
- Из Писанца в годы войны были призваны 137 человек. Только 43 вернулись домой. До сих пор мужчины села Писанец отличаются крутым нравом, бесстрашием, на грани с безрассудством, говорят, что это от предков. Какими вы помните ветеранов?
- До 1965 года про войну хотя и помнили, но на уровне властей говорили о ней немного. День Победы не был народным праздником. Зато в 1965 – двадцатилетний юбилей Победы отмечался широко.
Когда мы перешли в 5 класс, классным руководителем у нас стал Афанасий Михайлович Дудин, бывший агроном, ветеран войны. Мы страшно гордились этим. Однако были разочарованы, когда он стал преподавать нам ботанику. Тычинки-пестики – скукота смертная. К тому же, он говорил весьма невнятно – губа была поранена. Ребята не слушали его, хулиганили на уроках. Но потом, в день Победы мы увидели на его пиджаке ордена и медали. И договорились – больше мы на его уроках хулиганить не будем.
Помню еще встречи даже с ветераном Гражданской. И на кладбище, и в школе, и в клубе были такие встречи. А вот с участниками Отечественной таких встреч в Писанце не помню.
- Благодаря жителям, Писанец – один из чистейших поселков района. Как вас встретили нынче? Какие ощущения от людей, природы, что бросилось в глаза? Дух село не покинул?
- Прошло 54 года с нашего детского отъезда и 44 года с моего отъезда в 1976 г. Срок немалый. И все же нашлись люди, кто помнил, как я «бегал с кинокамерой по селу» в 70-х, даже те, кто занимался у меня в самодеятельности. Прекрасно встретили меня работники культуры – директор ДК Ирина Леонидовна Калинина, зав. библиотекой Анастасия Перезолова и другие. Встреча была очень теплая и заинтересованная. Думаю, мы будем еще встречаться и дружить.
Понравилось, что дети в селе все еще здороваются даже с незнакомыми.
В селе чисто, ухожены дома, ухожен памятник, колодцы. Село живо! Большое спасибо тем, кто сохраняет его.
По природе – заметил, что меняется ландшафт, затянулись овраги, холм оброс соснячком. Река обмелела сильно, сильно цветет. Хотя вода вроде прозрачная.
- Многие удивляются: что у вас в Писанце и Сосновом Бору – мёдом что ли намазано? Люди, уехав 50 лет назад, мечтают вернуться, снова побывать в наших местах. Расскажите, что в Писанце такого, от чего сердце сжимается и душа тоскует?
- Отчасти я уже ответил на этот вопрос – мне кажется, эти места намолены, напитаны энергетикой прошлых поселений; красота природы этих мест также немаловажна для выбора наших предков – они селились в красивых и разнообразных по ландшафту местах.
Лично мне, когда я произношу слово «Писанец», сразу вспоминается вид с холма, где была церковь, вниз – на просторы, в которых Красная горка, овраги, изгибы Ирбитки, лес и горы на том берегу, склон кладбища, дорога на Одино. И, конечно, Писаный камень. От этого сердце щемит и дышишь полной грудью…
Жаль, что люди уезжают из села, что полупустует школа. Не хочется думать, что когда-то Писанец исчезнет как точка на карте.
